2017 год запомнился в числе прочего 20-летием премьеры фильма «Брат» и потрясающим интервью вдовы Сергея Бодрова Светланы. Она впервые за 15 лет, прошедших с момента трагедии в Кармадонском ущелье, прервала обет молчания и рассказала очень много интересных фактов из времени «лихих 90-х». Оказывается, деньги на легендарные картины собирались с большим трудом, и многое приходилось делать буквально «на коленке». И тем не менее низкобюджетный «Брат» приобрел успех в прокате: сборы составили невероятные для того времени 40 тысяч долларов.Приятно, что в этом проекте есть и «якутский след»: одну из женских ролей второго плана, важных для развития сюжетной линии ролей сыграла уроженка Алдана Мария Милютина (Жукова).
За роль Кэт в фильме Мария Милютина получила Гран-при на фестивале «Кинотавр». В эксклюзивном интервью Мария рассказала о том, как попала в фильм (а до этого – в Санкт-Петербург), и поделилась своими воспоминаниями о детстве в Якутии.
Живой, как…брат
— Конечно, я не была на старте рождения замысла, буквально вскочила в съемочный процесс, в первый эпизод (сцена с плейером). Это произошло благодаря Алексею Балабанову, профессионалу высочайшей пробы. Он искал нужный ему типаж. Не гнался за актрисой с именем, ему нужно было лицо, которое воплощает его замысел. Алексей обратился к картотеке актерского отдела на Ленфильме, и там выбрал типаж. Во мне он увидел визуализацию своей мысли. И так было со всеми. В фильме нет случайных людей, каждый актер работает на замысел режиссера.
И вот прошел кастинг на «Ленфильме». Сухой звонок ассистента: «Алексей Балабанов хочет с Вами встретиться». Я прихожу к нему, он берет фотоаппарат, фотографирует, задает два каких-то вопроса, смотрит ничего не выражающими глазами: «Спасибо. Мы Вам позвоним!». Я думаю: «Как-то это всё…» Ушла. Снова звонок: «Вас утвердили на роль Кэт. Съемка тогда-то в кинотеатре Спартак». Я думаю: «Вот это да!» Сыграло свою роль то, что я в это время учусь в театральной академии на курсе профессора Вениамина Михайловича Фильштинского, который все свои педагогические силы бросает на то, чтобы актер был живой. Это совпало с балабановской идеей. Алексей больше всего боялся театральности и хотел видеть в кадре «живого артиста».
— Жить в кадре?
— Да. Как он говорил: «Вырезаем кусок жизни – вставляем кусок жизни. Вырезаем – вставляем… Меньше художественных надстроек! Проще, проще, проще…» Мне иногда казалось: ну, куда уж проще? Ну, ничего же не делаем и нас снимают…
Я зашла в кадр. Сказала очень странный для меня текст (стиль речи Кэт – вообще не мой). Вышла из кадра. Спрашиваю: «Всё?» — «Всё». Я спрашиваю: «Неужели всё? Может, переснимем, может, как-то поярче?» — «Не надо. Надо, чтобы все было поспокойнее. Не дай Бог прорвется какая-то театральщина. Это не нужно ни в коем случае. Еще не дай Бог вы тут начнете играть…»
И я стала бояться за свою роль в этом фильме. Поэтому не пошла на премьеру, которая состоялась в Санкт-Петербурге в кинотеатре «Родина». А сокурсникам, которые отправились смотреть, сказала: «Я боюсь, что это какой-то кромешный ужас…» Но они вернулись потрясенные: «Маша, фильм – бомба!». И тогда я пошла одна в кинотеатр «Аврора», села на последнем ряду, чтобы меня никто не видел, и стала смотреть. Увиденное меня потрясло глубиной и объемом. Помню, что особенно понравились саунд-треки к фильму и затемнения между эпизодами (тогда это было в новинку и создавало необычный художественный язык).
Сцена рок-концерта – это единственный небольшой досъем в Москве. Но с учетом крайне небольшого количества съемочных дней фильм снят очень ритмично, это просто жемчужина.
— То есть тогда Вы не осознавали, что стали частью культового кино?
— Конечно, нет. Для меня это было просто интересной актерской работой. Встреть я Алексея Балабанова сейчас, все было бы по-другому. Я только сейчас поняла масштаб его личности. Для большинства современных режиссеров вообще не является проблемой то, что в их фильмах и сериалах актеры именно играют – неестественно, назойливо, отвратительно. Они не могут научить актера НЕ играть в кадре, как это мог сделать Балабанов. Сложно сказать, откуда это умение у Алексея – то ли от мастеров, которые его учили (а у него были очень хорошие учителя), то ли просто это из глубины его личности шло. Ведь до «Брата» он снял «Замок», и кафкианские мотивы при желании можно найти и в фильме про Данилу Багрова.
И очень жалко, что идею легкого в производственном смысле, но глубокого по смыслу и актуального кино, никто не подхватил. А ведь это была точка старта новой киношколы. Это был наш шанс начать снимать кино о нашем времени и о наших героях и антигероях, без оглядки на Голливуд. В этот момент надо было срочно открывать киношколу Балабанову и Сельянову, давать финансирование, набирать людей…И это было упущено. Помните, когда волна советского кино откатилась, то пришла пора мутного по содержанию и картинке (в том числе из-за того, что снималось на остатках пленки «Свема») перестроечного кино. И потом – раз! – жемчужина – фильм «Брат». Это был отличный момент для того, чтобы дать старт новой российской киношколе! Но этого не случилось. Это то, о чем я больше всего сожалею: фильм был взрывом и дал мощный культурный толчок на всех уровнях, который мог бы вырасти в «новую русскую киноволну».
— Есть некая аналогия с якутским кино: оно тоже, как правило, низкобюджетное, имеет хорошие сборы в местном прокате, но в целом не становится «новой якутской волной». Как Вы думаете, почему?
— Я не понаслышке знакома с ним. В нем есть зерна «датского феномена»: датчане привыкли и любят смотреть именно свое кино, плохое или хорошее, не важно. То есть сначала свое, а потом уже Голливуд и прочее. Это вопрос национальной гордости и самоидентификации. Это локальный феномен, но из него вырос знаменитый на весь мир режиссер Ларс фон Триер и культурное движение «Догма».
Для того, чтобы мир узнал о «якутской волне», нужна концентрация. Все творческие силы должны сплотиться в единой школе, в едином пространстве, чтобы у кинематографистов возникла производственная и финансовая разгруженность, а энергия уходила не на поиск денег и таскание на себе железа и штативов, а на решение творческих вопросов. Там уже есть режиссеры, которые могут войти в эту школу. Например, Сергей Потапов, Михаил Лукачевский. Осталось только найти лидера, который мог бы сплотить вокруг себя режиссеров и выработать принципы развития школы: что мы хотим сказать нашему зрителю и куда мы их ведем. Но пока каждый за себя, и по-моему это очень тормозит развитие.
Якутскому кино не хватает общности – оно должно быть объединено одной идеологией и одним культурным манифестом.
«В Якутии я только инопланетян боялась»
— Давно не были в Якутии?
— Побывала в 2013 году на первом международном кинофестивале. А до этого приезжала пару раз к родителям в 90-е, когда училась в Санкт-Петербурге. Якутия – это то место, где я родилась и где прошло мое детство. И как я теперь понимаю, оно было очень необычным. Родилась я в Алдане, но в школу пошла в поселке Чагда. Мой папа, Аркадий Борисович Жуков, закончив Лесотехническую Академию в Ленинграде, возглавлял в Чагде отделение авиалесоохраны. Он всю жизнь летал, десантировался, обучал, как тушить лесные пожары. Папа – романтик, всегда думал только о деле, его не интересовали какие-то жизненные блага, даже элементарные. В Чагде нас поселили практически в землянке, но отца это не ничуть угнетало, мне кажется, он мог бы спать даже на снегу.
А вот мне сейчас немного обидно, ведь те усилия, которые мы, а особенно мама, тратили на обустройство быта (когда нет воды, нет тепла, нет коммуникаций и т.д.) можно было бы направить на более полезные вещи. Мама была единственным медработником на гигантском пространстве, к ней везли больных из близлежащих населенных пунктов: Кутана, Белькачи…Летом везли на лодках, зимой могли и на оленях. Привозили людей уже в очень тяжелом состоянии. Все, что могло, ей там досталось – тяжелые роды, последствия встречи с медведем, обморожения и т.п. Мама была фельдшером-акушером, благодаря ей на свет появились 42 малыша. Думаю, что многие ей там до сих пор благодарны, потому что нередко она просто спасала жизни и мамы, и ребенка.
Я росла в особой семье: папа может обеспечить подлет вертолета в экстренной ситуации, а мама спасала жизни. Я любила приходить к отцу на работу, ведь вокруг аэродрома бурлила жизнь. В деревянном помещении висела гигантская карта СССР, на которой в сумерки особенно интересно было наблюдать за огоньками. А в авиа-отделении была деревянная лестница на второй этаж, где располагался кабинет папы, летчика-наблюдателя. Это было единственное двухэтажное строение в Чагде. Иногда случались форс-мажоры. В непогоду на нашем маленьком аэродроме приземлялись большие самолеты, из них выходили люди, которые летели, например, в Благовещенск. Их расселяли в школе, кормили в столовой. Летом, если не происходило ничего интересного, я шла собирать землянику (вокруг были земляничные поляны), смотрела на лучики солнца сквозь сосны или шла к маме в больницу. Мне нравилось смотреть, как в аптеке мыли ершиками бутылочки под микстуры, иногда и мне доверяли что-нибудь интересное. Например, сортировать ящик лекарств по пачкам. Когда я окончила начальную школу, семья переехала в Алдан.
— И там началось ваше увлечение театром?
— Да, хотя самая первая встреча с театром случилась еще в Чагде, когда учительница школы – настоящая подвижница – чтобы развлечь детей на летних каникулах, собрала детей в деревянном клубе и предложила сделать спектакль по сказке. Кажется, наш спектакль назывался «Снег идет». Я исполняла роль дамы на балу – это была моя первая роль, а было мне 8 лет.
Анализируя теперь то время, прихожу к выводу, что любовь к театру сформировалась во многом под влиянием моей бабушки Лизы. Несмотря на то, что она успела закончить лишь 5 классов школы, баба Лиза была человеком книги. Очень любила чтение, знала наизусть многое из Пушкина, любила аудиоспектакли. Мы, когда засыпали, всегда слушали радиопьесы. Гуманитарное влияние бабули пробудило во мне кучу разных визуальных мечтаний, грез, желания рассказывать, и это привело меня в алданский ТЮЗ. Я оказалась под покровом Елены Павловны Воронковой – замечательного театрального педагога и режиссера. Она дала нам, детям, так много, что это просто неоценимо.
С 5 по 11 класса, пока жила в Алдане, я ходила в детский театр. Его магия, его магнит — Елена Павловна. Мы все были немножко «сектанты» в хорошем смысле, готовились, узнавали, когда на мероприятии будем играть скоморохов, а когда поедем на гастроли в Нерюнгри. Благодаря ей возник очень хороший творческий ритм, ты всегда в тонусе, некогда скучать.
А ведь мне, чтобы попасть в дом культуры, нужно было преодолеть пешком 7 км туда и 7 км обратно. Как сейчас помню: возвращаюсь по полной темноте. Лес, луна, воют собаки, минус сорок – сорок пять. Идешь по темной дороге, где на некоторых промежутках ничего кроме леса с двух сторон. Такое сейчас представить сложно, но тогда, в советское время, вообще никакого страха не было, кроме мистического! Я, например, почему-то боялась инопланетян. Но никаких инопланетных кораблей и существ мне на встречу не попалось.
Там же, в Алдане, созрело решение поступить в театральный вуз. На юбилей театра из Ленинграда к нам приехала театральный режиссер Наталья Ефимовна Архипова, известный человек, которая, собственно, придумала и основала в Алдане ТЮЗа. Помню, мы играли драму про вернувшихся из Афганистана молодых парней. У меня была достаточно тяжелая роль, но после спектакля Наталья Ефимовна сказала, что мне надо поступать в театральный институт. И вот после этой оценки я даже не раздумывала, хотя до этого меня шатало из стороны в сторону: то хотела пойти по медицинской части, как мама, то уехать в Иркутск, в хореографическое училище. А так, закончив школу, я поехала в Ленинград и поступила в академию театрального искусства. Я могла бы учиться у Льва Додина, но мне повезло больше: я оказалась на курсе у легендарного педагога — Вениамина Михайловича Фильштинского. Ему нравились люди с характером. Я училась на одном курсе с Константином Хабенским, Михаилом Трухиным, Ксенией Раппопорт, Михаилом Пореченковым…
Благодаря Фильштинскому «магия театра», начавшаяся в Алдане, продолжилась в Санкт-Петербурге и длится до сих пор. Мы были так увлечены, что даже не заметили, как распался СССР. Правда, я обратила внимание на аббревиатуру «СНГ» на уличных растяжках, но подумала, что это сокращение от «С Новым Годом!» и не придала этому значения. У нас тогда было модно общаться без гласных, и я решила, что это продолжение игры – ну, чтобы не забывали про новый год.
5 лет учебы – это райское время. Это история очень счастливого творческого союза, неразрывной связи. Вениамин Михайлович стал учителем для меня в смысле театра, педагогики, это для меня звезда, можно сказать, Полярная. Я всегда на нее ориентируюсь.
Со временем у меня ослабела мечта стоять на сцене в лучах света, быть непременно примой, то есть играть самой. Сейчас я уже больше сценограф, продюсер, режиссер событий, автор выставочных проектов «Алиса в Стране чудес» и «Шекспир-тайна-400». И я очень благодарна судьбе за то, что всегда делала то, что хочу. Как говорит мой муж: ты делаешь только то, что тебе нравится, и тебе за это платят деньги, что невероятно. (Улыбается).
— Что можете пожелать жителям Якутии?
— Чтобы наконец был построен мост через Лену! Очень обидно за Якутию! Нерешенность этой проблемы в мировом контексте выглядит уже как запущенность и отсталость. Не так давно я была в Норвегии. Это страна, в которой климатические условия ничуть не лучше, чем в Якутии. Но как живут норвежцы и как живут якутяне?
За эти 20 или 30 лет, пока ведутся разговоры о мосте, Норвегия наладила сообщение между всеми своими населенными пунктами, причем на скоростных поездах. Они доезжают до самых отдаленных уголков – вплоть до поселков, где кроме ловли крабов, нет никаких других занятий. Другой пример – тоннель под Ла-Маншем. Тоже казался когда-то несбыточной мечтой такой простой путь между Англией и Францией, а теперь все ездят за 20 евро. Или посмотрите на Эресуннский мост, соединивший скоростной дорогой Данию и Швецию…
Вот и якутянам, мне кажется, нужно наконец сконцентрироваться на базовых инфраструктурных вещах. И мост через Лену – первая из них.
Мария Милютина (Жукова) – российская актриса, исполнительница роли Кэт в фильме А.Балабанова «Брат» (1997). Родилась 2 февраля 1973 года в Алдане, играла в местном ТЮЗе. После окончания академии театрального искусства живет и работает в Санкт-Петербурге и Москве.