Министр связи и информационных технологий Республики Саха (Якутия) Александр Борисов известен якутянам еще и как автор и ведущий популярной телепередачи «Охота и рыбалка». И сегодня, при ненормированном подчас рабочем дне (раскинуть информационные сети по всей республике, занимающей пятую часть России, — задача не из легких), «Охота и рыбалка» продолжается, а аудитория ее растет — теперь она выходит в эфир и на федеральном канале «Дикий». О том, как найти на все время (и о многом другом), и расскажет наш гость.
«Нужно, чтобы в кадре была душа»
— Александр Ильич, «Охоту и рыбалку» смотрят даже женщины. Не верится, что когда-то ее не было.
— Я предлагал эту идею руководителям телерадиокомпаний, когда возглавлял Технический центр телевидения и радиовещания. Думал, сразу ухватятся, но дело как-то заглохло, и вот тогда я подумал, что надо заняться этим самому.
— Как говорил Фердинанд Порше, если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам.
— Первую свою видеокамеру я купил в 1995‑м и начал снимать наши с друзьями сплавы, поездки на охоту. Но когда я начал делать телепередачу, мысль была показать не себя, а процесс охоты, причем правильной охоты, когда человек берет у природы ровно столько, сколько ему нужно.
И еще один важный момент. Сравнивая наши выпуски с аналогичными программами, часто ловлю себя на мысли, что потрясающие виды, дорогое снаряжение сами по себе ничего не значат — нужно, чтобы в кадре была душа, а не просто красивая картинка.
Оператор Тит Николаев с нами с 2009 года. Помню, как-то в Чокурдахе говорю ему: «Тит, все сняли, можешь пострелять». И как раз гуси летят. Он не сделал ни единого выстрела, а когда я спросил его, почему, ответил: «Ильич, как я мог упустить такие кадры?». А в итоге зрители — особенно те, которые не имеют физической возможности походить с ружьем по тайге, постоять на зорьке с удочкой у реки, — говорят: «Посмотрели передачу и будто там вместе с вами побывали».
Радует, что наши люди не стесняются экрана, камеры, и мы можем поехать в любое интересное место, показать интересного человека.
— Но ведь снять — полдела, надо смонтировать.
— Когда мы делали передачу о ловле тайменя, у нас было снято 15 часов рабочего материала, а чтобы отсмотреть их, нужно как минимум 20–30 часов, компьютер ведь то и дело останавливаешь, фильтруешь изображение, звук. Потом пишешь сценарий, текст.
— В итоге сколько из этих 15 часов вошло в передачу?
— 25 минут. А бывает, хороший фильм получается из двухчасового материала. Раз на раз не приходится.
Крупная рыба
— Семья ваши увлечения разделяет?
— Супруга больше рыбачить любит. Родом она из Намцев, но выросла в Батагае, а на севере — все рыбаки. Самый крупный из ее ленков весил 2,6 кг, окунь — 2,5 кг. Щук по 3–4 кг вытаскивала.
Внук свою первую щуку в шесть лет поймал, на спиннинг, а она, как позже выяснилось, два килограмма весила. Я, когда увидел, что у него клюет по-крупному, бросился на помощь, но был далеко и пока подбежал, он ее уже вытащил и танцевал вокруг.
— А свой первый охотничий трофей помните?
— Три чирка. И пусть чирок — маленькая утка, я был очень горд.
— Сколько лет вам было?
— В седьмом классе учился. А вот сын начал раньше, я его с трех лет с собой на охоту брал.
— С трех?!
— Сейчас, конечно, сам удивляюсь, как это я его, такого маленького, по лесам и озерам водил. Но у него и ружье было, я ему из дерева выстругал. И он, как положено, сидел в засаде в скрадке у края озера, ждал уток.
— Гроза чирков!
— Берите выше. Свою первую крякву — самую крупную утку — он добыл классе в четвертом-пятом.
— Ну, если на охоту впервые в три года пошел… И все же в голове не укладывается: такой малыш — и в такую даль!
— На самом деле это не очень далеко было. Мы тогда жили на даче в моем родном Техтюре.
Мужское воспитание
— В Техтюре Мегино-Кангаласского района?
— Хангаласского. Хотя мой отец корнями мегинский. Не так давно я побывал в родном аласе прадеда неподалеку от села Бедимя.
Наш род в тех местах достаточно известен. Мой прадед в царское время закончил два класса церковноприходской школы и был улусным писарем. Еще у него была мельница, он держал много скота, и в 1930‑е это аукнулось — правда, не ему, а сыну, моему деду. Его репрессировали, и о дальнейшей его судьбе мы не знаем. Думаю сделать запрос в архив, может, удастся разузнать побольше.
А отец в начале трудовой деятельности был связистом. В молодости ему довелось поработать и на Якутском телеграфе, и радистом на Севере. В Орджоникидзевский район он переехал, когда женился на маме, которая работала фельдшером в Техтюре. На ее попечении было несколько окрестных деревень, более 30 лет отработала.
— А детей сколько было?
— Сначала двое — я и брат, позже родители усыновили детей своих умерших родственников, мальчика и девочку, и нас стало четверо.
— Большая, по нынешним меркам, семья — шесть человек.
— Когда я был маленьким, мы жили с бабушкой и дедушкой, мамиными родителями. У них четверо детей. Бабушка — добрая, ласковая, всех обогреет, накормит. Ни разу ни на кого голос не повысила. Дед на ее фоне казался суровым, жестковатым, зато благодаря ему мы, внуки, получили настоящее мужское воспитание. На сенокос он начал меня брать после первого класса. Работали втроем — дед, я и мой двоюродный брат. За месяц-полтора заготавливали по 15–20 тонн сена каждый год.
— Серьезная нагрузка.
— Дед научил нас разводить костер, готовить еду — и больше к костру не подходил. А мы и рыбу ловили, и уху варили, и посуду мыли. Но самой главной обязанностью была заготовка дров: топляк и долго пролежавшие на земле коряги для костра брать нельзя — попав в огонь, они «стреляют», а на покосе, в шалаше из сухого сена — и вообще на природе — это может стать причиной пожара. На дровах и хворосте не должно быть земли, песка и, само собой, они должны быть совершенно сухие.
Продолжение интервью — на сайте газеты «Якутия».